28.11.2008 17:28
Мировые экономические кризисы сказываются на разных странах по-разному, но некоторым, особо невезучим, достается буквально по всем пунктам, пишет Стивен Систанович.. Что касается нынешнего кризиса, то Россия столкнулась практически со всеми его негативными аспектами: резкое падение валютных поступлений от экспорта энергоресурсов и металлов; дефицит бюджетов корпораций, злоупотреблявших займами и теперь наперебой умоляющих о спасении; кредитный кризис; провал банковской системы; лопнувший пузырь на рынке недвижимости, дефолты в ипотеке; непрерывно ускоряющийся отток капитала; наконец, неизбежная угроза девальвации.
По сравнению с поздней весной российские фондовые рынки упали на 70 процентов. С августа правительство растратило уже более двадцати процентов валютных резервов. Отток капитала только в октябре составил 50 миллиардов долларов. Бюджет на следующий год составлен исходя из уровня цен на нефть в 95 долларов за баррель, но теперь приходится исходить из уровня 50 долларов, если не еще ниже. Министр финансов Алексей Кудрин заявил, что доходы правительства перестанут покрывать расходы при цене на нефть 70 долларов за баррель, так что сокращение расходов становится все более актуальной задачей. Уже урезано финансирование программ жилищного строительства и образования.
Похоже, что россияне по крайней мере смогли получить ответ на вопрос, которым задаются со времен предыдущего кризиса 1998 года, а именно — может ли опять произойти нечто подобное? Огромные запасы твердой валюты, накопленные за несколько лет роста цен на нефть и газ (а также благодаря консервативной фискальной политике), вселяли некоторые сомнения в том, что Москва в ближайшее время снова объявит дефолт. Тем не менее, тот факт, что страну охватил кризис как раз в тот самый момент, когда появилась серьезная уверенность в будущем, делает этот кризис еще более тяжелым. Все более активно и все более открыто обсуждаются вопросы: как справиться с кризисом, как далеко он может зайти и к каким переменам приведет.
Россияне помнят, что 1998-й был годом не только экономических невзгод, но и политического кризиса. Пожалуй, это был худший год за все время правления президента Бориса Ельцина. В тот год рухнуло правительство, рухнули карьерные перспективы ведущих либералов, а во властные структуры вернулись коммунисты. Прозвучали требования ввести протекционистские меры, изолировав Россию от флуктуаций мировой экономики, — и им даже было уделено внимание. Возобновились разговоры о необходимости следовать российским традициям коллективизма, а не чужеродным западным идеям рынка и примата индивидуальности.
В том, как Россия реагирует на кризис 2008 года, есть некоторые отзвуки событий года 1998-го, в их числе — щедрая порция антизападных высказываний. Президент Дмитрий Медведев и другие официальные лица неоднократно критиковали США и призывали их сократить свое влияние на мировой арене. Также делались намеки на дальнейшее усиление авторитарного режима. Многие российские комментаторы рассматривают сделанное Медведевым предложение продлить срок президентских полномочий как знак скорого возвращения премьер-министра Владимира Путина в Кремль — откуда он, возможно, будет править страной, пользуясь еще более неограниченной властью.
И тем не менее, основным мотивом высказываний российских властей в связи с кризисом стало подчеркивание того, как важно продолжать реформы и сотрудничать с зарубежными странами. Не звучит никакой критики в адрес либералов; никто не высказывается в пользу того, чтобы идти 'третьим путем', тем менее — отгородиться стеной от мировой экономики. Если есть один мотив, объединяющий все высказывания Медведева касательно кризиса, то это то, что восстановления государственного управления экономикой необходимо избежать любой ценой.
Правительство не может заменить собой частный сектор, рынок и предпринимателей, да оно и не собирается', — заявил Аркадий Дворкович, старший советник президента по экономическим вопросам.
С точки зрения Медведева бюрократический аппарат уже и так пользуется чрезмерной властью и к тому же чересчур руководствуется восходящим к советским временам недоверием к 'свободным людям и свободному предпринимательству'. Неоднократно делались заявления о том, что единственный способ стабилизировать экономику и обеспечить устойчивый рост — это через обеспечение прозрачности, свободы конкуренции, подотчетности и защиту прав собственности. Когда Медведев и прочие призывают к пересмотру норм международного финансового регулирования, они имеют в виду, что Россия должна повысить свое участие в мировых процессах, а не самоустраниться, и соблюдать международные нормы, а не вести отвлеченные разговоры о создании альтернатив.
Многими российскими комментаторами отмечалось, что если поставить целью сохранение угодившей в тяжелое положение российской экономики на плаву, то не исключено и внесение корректив во внешнюю политику страны. Радикальной перемены курса, конечно, не ожидается, зато ожидается изменение подхода к отношениям с Западом в сторону меньшей агрессивности, меньшей идеологизированности, большей осмотрительности и учета ограничений по ресурсам. Государственные программы жилищного строительства, образования и развития инфраструктуры оказались под угрозой недофинансирования, а значит, скорее всего, снизятся и военные расходы.
В сентябре Путин пообещал повысить расходы на армию в полтора раза в течение трехлетнего срока. Теперь, когда Медведев объявил о недостатке средств, генералы могут возмутиться. Однако доводы о необходимости модернизации армии звучат уже не так веско, как ранней осенью. Уже было принято вынужденное решение о сокращении офицерского состава почти на шестьдесят процентов в течение трехлетнего срока. Желание российского правительства отложить повышение военных расходов, конечно, не может не придать ему дополнительной заинтересованности в заключении нового пакета соглашений о сокращении вооружений с новой администрацией США.
Учитывая те трудности, которыми были отмечены отношения России с США и странами Европы в последние годы, желание разрядить напряженность (и сэкономить) вполне понятно. Однако этим последствия кризиса для российской внешней политики не исчерпываются. Российские власти неоднократно заявляли, что считают кризис составной частью глобального процесса перераспределения сил на мировой арене. Как заявил Медведев в опубликованных в преддверии саммита Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества в Перу комментариях, 'новым' развивающимся странам, в особенности азиатским, придется 'взять на себя задачу преодоления мирового экономического кризиса'. Эти страны, по словам Медведева, 'станут лидерами в послекризисный период'. Итак, Россия хотела бы остаться в выигрыше по итогам происходящего.
Конечно, одно дело — хотеть стать одной из ведущих держав мира, и совершенно другое — когда остальные относятся к тебе как к таковой. Россия обнаружила, что договориться с Китаем может быть так же трудно, как и с Европой. Российские предприниматели и политики, надеясь получить доступ к китайскому капиталу и тем самым частично решить свои проблемы, попытались заключить с Китаем соглашение о предоставлении кредита объемом двадцать пять миллиардов долларов на строительство нефтепровода, чтобы государственная нефтяная компания 'Роснефть' расплатилась по кредитам в наступающем году. Но переговоры были приостановлены после того, как китайская сторона выдвинула (как выразился один из участников российской делегации) 'довольно абсурдные кредитные условия', в их числе — требование доступа к одному из крупнейших нефтяных месторождений российского Дальнего Востока.
В отличие от большинства стран мира, Россия всегда может упростить ход торговых переговоров, воспользовавшись аргументом об экспорте вооружений. Сейчас, однако, экономические нужды России особенно велики, и партнеры вполне могут воспользоваться этим и потребовать поставок более технологически продвинутых вооружений. Китай, недавно начавший сокращать свои заказы на российские вооружения, теперь имеет именно такую возможность. Для США же особый интерес представляют Иран и Венесуэла. Считается, что, хотя объемы поставок российского оружия в Иран стабильно растут, все же Ирану было отказано в продаже наиболее передовых систем противовоздушной обороны. Если экономический кризис затянется, многие представители российской оборонной промышленности (и, наверное, кое-кто в правительстве) потребуют пересмотра существующей политики.
Все эти стратегические перестановки, включая сокращение военных расходов, контроль вооружений, строительство трубопроводов, торговлю оружием, отражают круг вопросов, в наибольшей степени волнующих российские власти. Однако политика делается на местном уровне, так что даже самые важные вопросы, поднятые экономическим кризисом, могут оказаться теми самыми, которые в обычных условиях были бы сочтены самыми обыкновенными. Когда в России падает производство и растет безработица, гастарбайтеров, на труде которых и строился бум, отсылают домой. Для стран Закавказья и Средней Азии, которые и предоставляют России всю эту огромную массу рабочей силы (по некоторым оценкам, только в Москве работает более миллиона приезжих), это будет тяжелым потрясением. Россия внезапно превратилась из надежного средства против социально-экономических беспорядков в источник таковых. В краткосрочном периоде, безусловно, соседи России увидят в оттоке своих граждан обратно серьезный повод сохранить хорошие отношения с Москвой в надежде получить возможность совместно решить потенциально опасную проблему. В долгосрочном периоде, однако, в этих странах могут решить, что произошедшее — показатель их непреодолимой и неприятной зависимости от флуктуаций российской экономики (и показатель необходимости снижать эту зависимость по мере сил и возможностей).
До того, как грянул кризис, российские власти были убеждены — быстрый экономический рост неуклонно сдвигает точку равновесия в мировом балансе сил в их пользу. Кризис же может сказаться на этом балансе еще сильнее — лишив их всего, чего они достигли за последнее десятилетие.
Newsweek
